Неточные совпадения
И вдруг они оба
почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили
вино, которое должно было бы еще более сблизить их, но что каждый думает только о своем, и одному до другого нет дела. Облонский уже
не раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что надо делать в этих случаях.
― Это Яшвин, ― отвечал Туровцыну Вронский и присел на освободившееся подле них место. Выпив предложенный бокал, он спросил бутылку. Под влиянием ли клубного впечатления или выпитого
вина Левин разговорился с Вронским о лучшей породе скота и был очень рад, что
не чувствует никакой враждебности к этому человеку. Он даже сказал ему между прочим, что слышал от жены, что она встретила его у княгини Марьи Борисовны.
До такой степени, что в эти первые минуты,
чувствуя свою
вину пред тобой, она
не обдумала и
не могла обдумать всего.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали к нему. К своему несчастию, он
чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено было ее пристрелить. Вронский
не мог отвечать на вопросы,
не мог говорить ни с кем. Он повернулся и,
не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам
не зная куда. Он
чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором
виною сам.
Он
почувствовал тоже, что что-то поднимается к его горлу, щиплет ему вносу, и он первый раз в жизни
почувствовал себя готовым заплакать. Он
не мог бы сказать, что именно так тронуло его; ему было жалко ее, и он
чувствовал, что
не может помочь ей, и вместе с тем знал, что он
виною ее несчастья, что он сделал что-то нехорошее.
Кроме того, уже накануне вечером Анна Сергеевна была
не в духе; да и сама Катя
чувствовала смущение, точно сознавала
вину за собою.
Самгин слушал рассеянно и пытался окончательно определить свое отношение к Бердникову. «Попов, наверное, прав: ему все равно, о чем говорить».
Не хотелось признать, что некоторые мысли Бердникова новы и завидно своеобразны, но Самгин
чувствовал это. Странно было вспомнить, что этот человек пытался подкупить его, но уже являлись мотивы, смягчающие его
вину.
Клим
чувствовал, что
вино, запах духов и стихи необычно опьяняют его. Он постепенно подчинялся неизведанной скуке, которая, все обесцвечивая, вызывала желание
не двигаться, ничего
не слышать,
не думать ни о чем. Он и
не думал, прислушиваясь, как исчезает в нем тяжелое впечатление речей девушки.
—
Не чувствуешь? — повторил Дронов и, приятельски заказав слуге
вино, сыр, кофе, — зевнул.
Дождь хлынул около семи часов утра. Его
не было недели три, он явился с молниями, громом, воющим ветром и повел себя, как запоздавший гость, который,
чувствуя свою
вину, торопится быть любезным со всеми и сразу обнаруживает все лучшее свое. Он усердно мыл железные крыши флигеля и дома, мыл запыленные деревья, заставляя их шелково шуметь, обильно поливал иссохшую землю и вдруг освободил небо для великолепного солнца.
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и
чувствовал себя охмелевшим
не столько от
вина, как от женщины. Идя коридором своего отеля, он заглянул в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка
не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная вошла, он, положив руки на плечи ее, спросил, улыбаясь...
Пошли молча.
Чувствуя вину свою, Клим подумал, как исправить ее, но, ничего
не придумав, укрепился в желании сделать Дронову неприятное.
Все ушли и уехали к обедне. Райский, воротясь на рассвете домой,
не узнавая сам себя в зеркале,
чувствуя озноб, попросил у Марины стакан
вина, выпил и бросился в постель.
—
Чувствую вину… — злобно передразнила она. — Тогда
не чувствовал, а сунул сто рублей. Вот — твоя цена…
Но, как человек от природы умный и добрый, он очень скоро
почувствовал невозможность такого примирения и, чтобы
не видеть того внутреннего противоречия, в котором он постоянно находился, всё больше и больше отдавался столь распространенной среди военных привычке пить много
вина и так предался этой привычке, что после тридцатипятилетней военной службы сделался тем, что врачи называют алкоголиком.
— Как бы жестока ты ни говорила, ты
не можешь сказать того, что я
чувствую, — весь дрожа, тихо сказал Нехлюдов, —
не можешь себе представить, до какой степени я
чувствую свою
вину перед тобою!..
Мои письма становились все тревожнее; с одной стороны, я глубоко
чувствовал не только свою
вину перед Р., но новую
вину лжи, которую брал на себя молчанием. Мне казалось, что я пал, недостоин иной любви… а любовь росла и росла.
— За моих любезных сограждан в Шателе! — предложил я наконец,
чувствуя, что
вино, несмотря на слабый вкус, далеко
не слабо. Все встали… Староста говорил...
Вскоре выяснилось, что мой сон этого
не значил, и я стал замечать, что Кучальский начинает отстраняться от меня. Меня это очень огорчало, тем более что я
не чувствовал за собой никакой
вины перед ним… Напротив, теперь со своей задумчивой печалью он привлекал меня еще более. Однажды во время перемены, когда он ходил один в стороне от товарищей, я подошел к нему и сказал...
И многие
чувствуют, но
не многие лишь сознают, что за дефектами нашего познания, за его болезнью и ограниченностью скрывается
вина.
И тут же спокойным, ровным голосом, хотя с внутренней дрожью во всех членах, Иван Петрович объявил отцу, что он напрасно укоряет его в безнравственности; что хотя он
не намерен оправдывать свою
вину, но готов ее исправить, и тем охотнее, что
чувствует себя выше всяких предрассудков, а именно — готов жениться на Маланье.
Я их заражала и
не чувствовала ничего — ни жалости, ни раскаяния, ни
вины перед богом или перед отечеством.
Мать спросила меня: «Ты
не чувствуешь своей
вины перед Петром Николаичем,
не раскаиваешься в своем поступке,
не хочешь просить у него прощенья?» Я отвечал, что я перед Петром Николаичем
не виноват, а если маменька прикажет, то прощения просить буду.
С логикой кровно обиженной женщины Нина Леонтьевна обрушилась всей силой своего негодования
не на Прозорова, а на генерала, поставив ему в
вину решительно все, что только может придумать самая пылкая фантазия, так что в конце концов генерал
почувствовал себя глубоко виновным и даже
не решался просить прощения.
Все было кончено, но Ромашов
не чувствовал ожидаемого удовлетворения, и с души его
не спала внезапно, как он раньше представлял себе, грязная и грубая тяжесть. Нет, теперь он
чувствовал, что поступил нехорошо, трусливо и неискренно, свалив всю нравственную
вину на ограниченную и жалкую женщину, и воображал себе ее горечь, растерянность и бессильную злобу, воображал ее горькие слезы и распухшие красные глаза там, в уборной.
Он даже избегает такого рода собеседований, как будто
чувствует за собою
вину. Он боится, что если обнаружится тайна осиявшего его ореола, то его станут дразнить. Он сам в основу своей литературно-публицистической деятельности всегда полагал дразнение и потому
не без основания опасается, что та же система будет применена и к нему. Мелкодушный и легкомысленный, он только от мелкодушных и легкомысленных ждет возмездия и обуздания.
— Да, — отвечал тот,
не без досады думая, что все это ему очень нравилось, особенно сравнительно с тем мутным супом и засушенной говядиной, которые им готовила трехрублевая кухарка. То же
почувствовал он, выпивая стакан мягкого и душистого рейнвейна, с злобой воображая, что дома, по предписанию врача, для здоровья, ему следовало бы пить такое именно хорошее
вино, а между тем он должен был довольствоваться шестигривенной мадерой.
— А о чем вы с ним говорите вполголоса? — продолжал Александр,
не обращая внимания на ее слова, — посмотрите, вы бледнеете, вы сами
чувствуете свою
вину.
Г-н фон Рихтер встал и начал раскланиваться… но на пороге двери остановился, как бы
почувствовав угрызение совести, — и, повернувшись к Санину, промолвил, что его приятель, барон фон Дöнгоф,
не скрывает от самого себя… некоторой степени… собственной
вины во вчерашнем происшествии — и потому удовлетворился бы легкими извинениями — «des exghizes lechères» [»Легкие извинения» (искаж. фр.: des excuses légères).].
— Правило прекрасное! — заметила Катрин и надулась; Крапчик же заметно сделался любезнее с своим гостем и стал даже подливать ему
вина. Ченцов, с своей стороны, хоть и
чувствовал, что Катрин сильно им недовольна, но что ж делать? Поступить иначе он
не мог: ощутив в кармане своем подаренные дядею деньги, он
не в силах был удержаться, чтобы
не попробовать на них счастия слепой фортуны, особенно с таким золотым мешком, каков был губернский предводитель.
Не колеблясь ни минуты, князь поклонился царю и осушил чашу до капли. Все на него смотрели с любопытством, он сам ожидал неминуемой смерти и удивился, что
не чувствует действий отравы. Вместо дрожи и холода благотворная теплота пробежала по его жилам и разогнала на лице его невольную бледность. Напиток, присланный царем, был старый и чистый бастр. Серебряному стало ясно, что царь или отпустил
вину его, или
не знает еще об обиде опричнины.
Алмазов обыкновенно молча и сурово принимался за работу; мы словно стыдились, что
не можем настоящим образом помогать ему, а он нарочно управлялся один, нарочно
не требовал от нас никакой помощи, как будто для того, чтобы мы
чувствовали всю
вину нашу перед ним и каялись собственной бесполезностью.
Не помню, как я вылечился от этого страха, но я вылечился скоро; разумеется, мне помог в этом добрый бог бабушки, и я думаю, что уже тогда
почувствовал простую истину: мною ничего плохого еще
не сделано, без
вины наказывать меня —
не закон, а за чужие грехи я
не ответчик.
Дыма посмотрел на него с великою укоризной и постучал себя пальцем по лбу. Матвей понял, что Дыма
не хочет ругать его при людях, а только показывает знаком, что он думает о голове Матвея. В другое время Матвей бы, может, и сам ответил, но теперь
чувствовал, что все они трое по его
вине идут на дно, — и смолчал.
Дорогой шло безудержное пьянство, в котором старшие
не мешали рекрутам,
чувствуя, что идти на такое безумное дело, на которое они шли, бросая жен, матерей, отрекаясь от всего святого только для того, чтобы сделаться чьими-то бессмысленными орудиями убийства, слишком мучительно, если
не одурманить себя
вином.
Или, что еще поразительнее, вполне в остальном здоровый душевно, молодой, свободный и даже обеспеченный человек только оттого, что он назвался и его назвали судебным следователем или земским начальником, хватает несчастную вдову от ее малолетних детей и запирает или устраивает ее заключение в тюрьме, оставляя без матери ее детей, и всё это из-за того, что эта несчастная тайно торговала
вином и этим лишила казну 25 рублей дохода, и
не чувствует при этом ни малейшего раскаяния.
Никакой
вины за собой я
не чувствую.
— Теперь мне все равно, все равно!.. Потому что я люблю тебя, мой дорогой, мое счастье, мой ненаглядный!.. Она прижималась ко мне все сильнее, и я
чувствовал, как трепетало под моими руками ее сильное, крепкое, горячее тело, как часто билось около моей груди ее сердце. Ее страстные поцелуи вливались в мою еще
не окрепшую от болезни голову, как пьяное
вино, и я начал терять самообладание.
Оленин в толпе девок, которые все без исключения были красивы, рассмотрел Марьянку, и ему больно и досадно стало, что он сходится с нею в таких пошлых и неловких условиях. Он
чувствовал себя глупым и неловким и решился делать то же, чтò делал Белецкий. Белецкий несколько торжественно, но самоуверенно и развязно подошел к столу, выпил стакан
вина за здоровье Устеньки и пригласил других сделать то же. Устенька объявила, что девки
не пьют.
Юлия Филипповна. Я тоже выпила… но это меня
не веселит; напротив, когда я выпью рюмку крепкого
вина, я
чувствую себя более серьезной… жить мне — хуже… и хочется сделать что-то безумное.
Бывало, при какой-нибудь уже слишком унизительной сцене: лавочник ли придет и станет кричать на весь двор, что ему уж надоело таскаться за своими же деньгами, собственные ли люди примутся в глаза бранить своих господ, что вы, мол, за князья, коли сами с голоду в кулак свищете, — Ирина даже бровью
не пошевельнет и сидит неподвижно, со злою улыбкою на сумрачном лице; а родителям ее одна эта улыбка горше всяких упреков, и
чувствуют они себя виноватыми, без
вины виноватыми перед этим существом, которому как будто с самого рождения дано было право на богатство, на роскошь, на поклонение.
"Милый мой! я всю ночь думала о твоем предложении… Я
не стану с тобой лукавить. Ты был откровенен со мною, и я буду откровенна: я
не могу бежать с тобою, я
не в силах это сделать. Я
чувствую, как я перед тобою виновата; вторая моя
вина еще больше первой, — я презираю себя, свое малодушие, я осыпаю себя упреками, но я
не могу себя переменить.
Конечно, вы
не сообразили, что было бы гораздо безопаснее для меня, если бы вы
не так живо
чувствовали свою
вину… свою мнимую
вину передо мною и
не желали б ее загладить…
— «Прорезать гору насквозь из страны в страну, — говорил он, — это против бога, разделившего землю стенами гор, — бы увидите, что мадонна будет
не с нами!» Он ошибся, мадонна со всеми, кто любит ее. Позднее отец тоже стал думать почти так же, как вот я говорю вам, потому что
почувствовал себя выше, сильнее горы; но было время, когда он по праздникам, сидя за столом перед бутылкой
вина, внушал мне и другим...
Однако ж представьте себе такое положение: человек с малолетства привык думать, что главная цель общества — развитие и самосовершенствование, и вдруг кругом него точно сбесились все, только о бараньем роге и толкуют! Ведь это даже подло. Возражают на это: вам-то какое дело? Вы идите своей дорогой, коли
не чувствуете за собой
вины! Как какое дело? да ведь мой слух посрамляется! Ведь мозги мои страдают от этих пакостных слов! да и учителя в"казенном заведении"недаром же заставляли меня твердить...
Когда за ужином, о чем-то задумавшись, он катал шарики из хлеба и пил много красного
вина, то, странное дело, я бывал почти уверен, что в нем сидит что-то, что он, вероятно, сам
чувствует в себе смутно, но за суетой и пошлостями
не успевает понять и оценить.
День и ночь болит моя совесть, я
чувствую, что глубоко виноват, но в чем собственно моя
вина,
не понимаю.
— О, это гораздо лучшее
вино! — согласилась Домна Осиповна, все-таки
не чувствуя в
вине никакого особенного превосходства. В следующем затем маседуане она обнаружила, наконец, некоторое понимание.
Может быть, он
не совсем мне верил, но всего вероятнее, что он поступил так по расчету; он знал, что я, слишком живо принимая впечатления, слишком скоро и забывал их, а потому и хотел переменою своего обращения заставить меня глубже
почувствовать мою
вину.
Не чувствуя никакой своей
вины, я, разумеется, рассердился еще более, но ушел,
не сказав ни слова.